Анатолий Аркадиевич не был моим другом, в обычном понимании, но мы относились друг к другу с симпатией. Это я могу сказать с уверенностью.
Наши научные интересы часто пересекались. Были общие идеи и совместные публикации. Однако я не смею заявлять, что мы были коллегами.
Я всегда смотрел на Анатолия снизу вверх, как смотрят на пророка или на наставника. Несмотря на то, что он младше меня на 6 лет. Восхищался его талантом, легкостью, с которой ему все давалось.
Он был ярким и интересным в общении. Никогда не подчеркивал свое превосходство. По крайней мере в общении со мной.
Анатолия всегда волновала судьба его питомцев. На этом поприще мы чаще всего находили общий интерес. Так сложилось, что среди его учеников было много талантливых молодых людей, которых угораздило родиться евреями.
Была проблема, как таких молодых специалистов устроить на интересную, соответствующую их квалификации работу. Вопреки Генеральной Линии Партии и Правительства.
Общими усилиями нам это удавалось.
В институте ВИАСМ, где я проработал 36 лет, у меня была возможность влиять на администрацию, подталкивая дирекцию на порою рискованные, хотя и полезные для дела решения. В частности, мне было молчаливо дозволено брать на работу евреев при условии: «Один конь – Один рябчик», то есть один русский, а другой – наоборот.
Между прочим, одним из таких рябчиков был профессор Яковис.
Не знаю, совпадает ли образ Анатолия Аркадиевича, каким он сохранился в моей памяти, с тем, каким он видится в глазах тех, кто был к нему ближе. Надо учесть, что я знал его до 1988 года. Затем наши пути далеко разошлись.
Я уже почти четверть века живу в США.
Для меня он остался живым, жизнелюбом, умевшим наслаждаться жизнью, легким и ярким в общении, но азартным спорщиком с оригинальным суждением на любую тему, порой далекую от теории управления
Когда я вспоминаю Анатолия Аркадиевича, я вижу его особое лукаво-снисходительное, ироническое выражение лица.
Яков Гельфанд, Профессор, д.т.н.
