Проработав с Анатолием Аркадьевичем бок о бок не одно десятилетие, я бы мог говорить о нем часами.
Поэтому воспоминания получились несколько длинными, за что прошу извинения.
Я с большой теплотой вспоминаю Анатолия Аркадьевича. Говоря о нем, прежде всего надо отметить, что он был человеком доброжелательным, и я неоднократно ощущал его поддержку, о чем особо скажу в конце. Вместе с тем, Анатолий Аркадьевич был человеком острым, бескомпромиссным по отношению к тому, что он считал неправильным. Поэтому кроме почитателей, к которым я отношу и себя, он имел и немало врагов – не буду упоминать их по имени в этот день памяти.
Не останавливаясь на общеизвестной работоспособности Анатолия Аркадьевича и результативности его работ, отмечу, что больше всего меня поражала его эрудиция. Он знал все и даже немного больше. Всегда меня смущал вопрос, когда он это все вычитал, он что, не спит ночами?
Анатолий Аркадьевич был ‘опасным’ человеком. Я взял слово опасный в ковычки, потому что вся опасность происходила от его умения моментально проникнуть в суть проблемы и найти наиболее эффектное ее решение, даже в областях, казалось бы, далеких от основного направления его деятельности. Причем, если ему на зубок попадалась какая либо проблема, то он ее раздраконивал до такой степени, что за ним оставалась пустыня, там уже никому ничего ловить не оставалось. Я бы мог привести несколько примеров, но это вопросы специальные.
Чтобы оживить воспоминания, отмечу одну особенность характера и поведения Анатолия Аркадьевича. Есть люди, которые запоминают анекдоты, то есть чужой юмор, а есть весьма редкие, такие, которые вкрапливают его в свою повседневную речь. К последним, несомненно, относился Анатолий Аркадьевич. Приведу, может несколько сумбурно, некоторые, попавшие мне на память его иронические фразы и реплики, а также курьезные ситуации, с ним связанные.Следует понимать, что свои мягкие иронические высказывания он делал экспромтом, и они прямо относились к моменту. При этом Анатолий Аркадьевич, как мне запомнилось, покуривал свою незаменимую трубку и как бы немного подхихикивал.
– Голос с места к докладчику-Анатолию Аркадьевичу: «Но это можно сделать и иначе, и лучше!»... Ответ Анатолия Аркадьевича: «Скажите, Вы это уже сделали или великодушно разрешаете это сделать другим?»
– Обращаясь ко мне: «Маркович, давай пройдемся по аллее, мне надо поговорить с тобой об одной задаче». «Зачем же? – отвечаю, ведь в твоем деле я ничего не понимаю». «Вот мне и нужен человек, который ничего не понимает, а то бы я тебя и не позвал», – и на мой вопрос: «Зачем это надо?» – твердо ответил: «А незачем» и меланхолично добавил: «Только в такой бедной стране, как наша, могут оплачиваться такие отвлеченные, безполезные исследования».
– Константин Анатолиевич, по манере подражая отцу, стал высказывать некоторое недовольство порядками то ли в институте, то ли в стране. На это Анатолий Аркадьевич, как бы подчеркивая бесполезность наших претензий, ядовито подсказал: «А Вы подайте протест через своего адвоката».
– Я случайно прочитал где-то, что Ньютон подсчитал равнодействующую сил земного притяжения, просуммировав эти силы по всему объему земли, и убедился, что тот же результат получится, если всю массу земли сосредоточить в ее центре. На одной дипломной защите возник аналогичный вопрос, и я сделал соответствующее замечание. Анатолий Аркадьевич, не глядя в мою сторону, негромко произнес: «Владимир Маркович читает Ньютона в оригинале» (то есть он действительно знал, что написано у Ньютона!)
– Анатолий Аркадьевич нередко пикировался даже с маститыми. Одно выступление на защите он начал так: «Лев Герасимович (Лойцянский) больше физик....», на что Лойцянский, наклонясь ко мне (он заикался), прошептал: «Хххорошо хххоть не хххимик».
– И еще один курьезный случай. На моей защите докторской диссертации на намек, нет ли там какого плагиата, Анатолий Аркадьевич выступил с резкой защитой меня: «Да что Вы, – сказал он, – какой плагиат. Да Владимир Маркович ничего не читает – он все придумывает сам. Вот это защита! И смех, и грех. Доктор наук, который ничего не читает!» Я потом долго придумывал, как бы сгладить в этом месте стенограмму...
В заключении, боясь показаться нескромным, хочу сказать несколько слов о том важном влиянии, которое Анатолий Аркадьевич оказал на мои личные дела, связанные с защитой диссертаций. Когда я принес к Анатолию Исаковичу свою кандидатскую диссертацию и печатные статьи, в кабинете находился Первозванский, который стал рассматривать принесенное мной, пока мы разговаривали с Анатолием Исаковичем о сроках защиты и прочем. И вдруг Анатолий Аркадьевич неожиданно заявил, что эту диссертацию следует защищать сразу на две степени – кандидатскую и докторскую. Слово сказано, дело завертелось, шеф назначил трех оппонентов – докторов наук, Совет физмеха проголосовал за. Правда, затем Большой совет института без обсуждения по существу зарубил результаты голосования физмеха, и мне пришлось защищать докторскую диссертацию отдельно, но об этом другой разговор. Все же первое слово сказал Анатолий Аркадьевич, и я об этом всегда помню.
И вообще, память об Анатолии Аркадьевиче – большом ученом и человеке – живет во всех нас, сотрудниках, бывших сотрудниках, выпускниках кафедры, со многими из которых мне довелось разговаривать, и эти разговоры неизменно сводились к воспоминаниям о нем. И эта память будет жить всегда.
Профессор Владимир Фридман, Лос Анджелес.
